Два храма. Часть 1

     Случилось так, что минувшим воскресеньем пришлось мне ехать в Москву по важному делу. Путь из небольшого городка Московской области, где жил я последнее время, оказался недолгим. Минуло не более полутора часов, как увидел я южную окраину Москвы. Передо мной стоял город миллионов людей, во всём своём величии и громоздкости. Со всех сторон смотрели многочисленные окна высотных зданий, комичные, а иногда и просто бессмысленные рисунки рекламных плакатов и монументов. Сии последние при этом достигали иной раз весьма значительных размеров. Бесчисленные автомобили проносились вдоль широких дорог нескончаемым роем, словно полчища отливающих разноцветным металлом жуков, беспрестанно гудящих и копошащихся в грязи, как после неудачного приземления. Отовсюду можно было видеть людей различного облика и одеяния, спешивших каждый по своим, только ему известным делам, но неизменно сливавшихся в безликую серую массу, бурлившую и клокотавшую, подобно мутному грязевому потоку, время от времени тормозившую свой бег перед многочисленными вывесками и витринами и беспрерывно изливавшуюся в чёрные проёмы нелепо раскрашенных магазинов и городского транспорта. Средства передвижения здесь отличались многообразием: автобусы, троллейбусы (и кто придумал такие странные названия?!), медленно спешащие по одиноким линиям трамваи, бесчисленное множество такси. Но была в Москве и своя особенность, являющаяся отличительной чертой многих крупных и многолюдных городов, часто имеющих претензии на звание столицы. Такой особенностью было метро, опутавшее паутиной многоэтажных лабиринтов все подземелья города и замыкавшее кольцо оцепления машин вокруг погрязших в суете жителей столицы. Была середина лета. Смесь солнечных лучей и вихря выхлопных газов и пыли, поднимавшейся вслед за проезжавшими автомобилями, создавала атмосферу невообразимой духоты, так и пропитывавшей каждый кубометр московского воздуха. К ней отовсюду примешивались ревущие и хрипящие звуки моторов, автомобильных сирен и звонков трамваев.
     По выполнении положенного мною на себя обязательства, решил я оставшееся время моего пребывания в Москве посвятить осмотру памятников русской архитектуры, имевшихся тут в изобилии. Первым на ум пришёл недавно восстановленный храм Христа Спасителя. Однажды мне довелось его увидеть около десяти лет назад. Тогда он ещё находился на стадии постройки, которая велась на месте бывшего здесь ранее бассейна «Москва», созданного вследствие многочисленных и неплодотворных попыток советской власти, установить на месте разрушенного храма здание «Дворца Советов». Считающийся главным собором страны, храм Христа Спасителя не мог не вызвать у меня соответствующего любопытства.
     Для осуществления сей задумки, добрался я до ближайшей станции метро, с которой впоследствии и собирался, путём многочисленных пересадок с ветки на ветку, добраться до станции «Кропоткинская», ближайшей к храму. Спустившись по эскалатору к самому низу, оказался я в длинном высоком помещении со сводчатым потолком, где среди бесконечных порывов ветра, подобно гигантским змеям из древних пещер, каждые две-три минуты проносились однообразные составы, оглашая сумрак тоннелей пронзительным визгом и грохотом железа. На стене с противоположной стороны рельс гордо возвышалась потускневшая от времени и пыли надпись: «Станция Серпуховская». По сравнению с улицей, плотность человеческой толпы здесь была много выше. В переходах стояли торгаши. То тут, то там сновали суетливые цыганки с грудными детьми (а может, просто их муляжами), поочерёдно пристававшие к прохожим, в надежде разжалобить незадачливых посетителей этих подземелий. Где-то в углу визжала скрипка, изнывавшая под смычком уличного музыканта. Некоторое внимание моё привлёк торговый лоток, состоявший из нескольких грубо сбитых досок и украшенный православным крестом из жёлтой, чуть помятой по краям фольги. Тут стояло множество аудиокассет и компакт-дисков с записями «духовных» (и им подобных) песен, от множества «православных бардов». Мне искренне жаль тех людей, что имели несчастие воспринять всерьёз и приобрести подобные образцы «массового» искусства, пусть даже и религиозного на первый взгляд. Всё, что они впоследствии услышат, отличается крайней убогостью. С Православием эти произведения роднит разве что упоминание в них имён святых. Уныло бренчащая гитара и писклявый, а то и ожесточённо хриплый голос, абсолютно без чувства мелодии пытающийся выговорить заведомо корявый текст, напоминают скорее распространённые в Европе и Америке протестантские мотивы, изначально лишённые присутствия в них малейшей частицы Божественной благодати! Невообразимо досадно было в очередной раз осознать такое сребролюбивое паразитирование на высоких чувствах людей, только ещё приходящих к вере и отученных от эстетического восприятия мира за восемьдесят лет гонений на церковь и культурного (и физического!) геноцида русского народа.
     Не буду рассказывать, как добрался я до нужной мне станции, так как в царившем при этом вокруг меня шуме не было ничего нового, до сих пор мною не описанного.
     Выбравшись, наконец, из этого сумрачного хаоса, оказался я на относительно свежем воздухе (хотя, должен признаться, я так и не понял, где воздух был менее свеж). Однако это не имело особого значения, потому что главная цель моих поисков была достигнута. Прямо передо мной во всём своём величии возвышался недавно возрождённый храм Христа Спасителя. Как долго искал я случая попасть сюда! Пройдя несколько дорог, выложенных в местах перехода чередующимися полосами из серого гранита и тёмно-красного мрамора, создававших впечатление остатков бывших некогда в Москве обширных мостовых, предстал я, наконец, перед воротами храма.
     Здание храма Христа Спасителя имело четырёхугольную форму, весьма симметричную, и было украшено чёрными скульптурами. Снаружи оно было выложено чем-то наподобие белой плитки. В крупных и массивных воротах имелась небольшая дверь, через которую прихожане и проходили внутрь. Близилась вечерняя служба. Перед входом стояла длинная очередь людей, подобно мне желавших попасть внутрь и движимых в большинстве своём любопытством не меньшим, чем то, что царило во мне. Нельзя сказать, чтобы я одобрял подобное чувство – храм не музей. Тем не менее, полностью побороть его в себе я так и не смог, что объясняется, вероятно, восприятием храма Христа Спасителя, как главного храма страны со всеми происходящими из данного титула особенностями его внутреннего устроения. Среди собравшейся здесь толпы можно было видеть множество иностранцев, причём как жителей ближнего зарубежья, так и абсолютно иноязычных. Одеты они были в самые разнообразные костюмы, отвечавшие, тем не менее, царившей вокруг летней жаре и, может быть, поэтому отнюдь не соответствовавшие всем правилам, установленным церковью для прихожан. Наконец, посредством медленного перемещения толпы вглубь храма, смог я приблизиться к его открытой двери. Трижды перекрестившись и войдя, увидел я тут же причину столь медленного движения очереди. Мне требовалось пройти через железную коробку металлоискателя, где хрупкая на вид девушка в форме охранника вежливо попросила меня открыть портфель. Её, по-видимому, сильно уставшую от большого количества подобных мне прихожан, не заинтересовали другие его карманы, и, предъявив только одно отделение портфеля, я получил право входа.
     Изнутри храм оказался очень высоким. Внутреннее его помещение имело форму квадрата, с трёх сторон которого находились большие, одинаковые по виду, но изящно выполненные и позолоченные двери. Четвёртую сторону занимал алтарь, имевший вид небольшого собора с куполами, также отделанного золотом. Стены храма и его купол изнутри были расписаны изображениями святых, а также библейскими сюжетами. Здесь находилось множество икон, как древних, потемневших от времени, так и современных, написанных, вероятно, в период восстановления храма. Центральная часть была отгорожена невысокой оградой. Здесь проходили богослужения. С внешней стороны ограды скопилось множество людей. Однако когда служба началась, далеко не все из них благоговейно молились, слушая читаемые священником молитвы и пение хора, который был весьма благозвучен. Отовсюду слышались щелчки фотоаппаратов. Из беспрерывных разговоров, пусть даже и негромких, складывался некоторый шум, столь характерный для больших скоплений людей, хотя и не игравший в сложившейся ситуации ощутимой роли, так как служба велась через звукоусилители. Повсюду ходили охранники, в общем-то, незаметные за общей массой людей. По истечению первого часа (служба была праздничная и длилась чуть больше двух часов) толпа значительно поредела. Я с удовольствием заметил, что все, кто остался, знали, зачем сюда пришли. Одежда и поведение их не могли вызвать нареканий и не противоречили атмосфере церковной службы.
     Было, однако, одно обстоятельство, нарушавшее воцарившийся здесь благодатный покой. Узнал я о нём ещё задолго до посещения мной храма Христа Спасителя и, будучи здесь, только убедился в его справедливости. На полу храма имелись участки, выложенные шестиконечными звёздами (первое впечатление – «звезда Давида»! Откуда?!), надо сказать, весьма необычный способ росписи церковных полов. Хотя непритязательному человеку и не будет заметен элемент кощунства в данном устроении, кощунство это, без сомнения, хорошо заметно в другом, весьма однозначном своём проявлении. На внутренней части купола храма можно было видеть изображение Бога-Отца. Здесь же возле него находилась надпись «Свят Свят Свят». Внимание мое, однако ж, привлёк участок купола с противоположной от алтаря стороны. Здесь, среди нарисованных облаков имелось некое слово, начертание которого передать не берусь. Как было уже сказано, к моменту посещения этого храма я был осведомлён о подобном явлении. Слово было написано на иврите и гласило: «боги». При этом надпись «Свят Свят Свят» была сделана таким образом, что можно было бы предположить отношение её именно к еврейским богам. Как смог христианоненавистнический иудаизм пробраться в главный православный храм России? Почему православное священноначалие не устранило сиё кощунство? Трудно судить. Но продолжающиеся чудесные исцеления людей от чудотворных икон храма говорят о том, что благодать Божья всё-таки ещё не покинула это место.
     Тем временем служба всё продолжалась. Священник читал Евангелие, прихожане смотрели на него благоговейным взором, некоторые же, осознавая своё несовершенство перед Богом, даже не смели поднять глаз. Молитвы читались нараспев. Чувство вселенской любви начинало проникать в сердца людей, словно некий Божественный свет. Он, возникая непонятно откуда, пронзал золотой купол, задерживаясь сначала в алтаре, а затем разливаясь по всему храму. После было Елеосвящение. Не могу сказать, что выстоять два с лишним часа службы было просто, но даже после её окончания ещё долгое время я ощущал в себе частицу Божьей благодати и ничуть не жалел, что пожертвовал своим временем и силами, дабы посетить храм Христа Спасителя. Когда, выйдя из храма, направлялся я к ближайшей станции метро, чтобы с неё начать путешествие к дому, чувствовал в душе я необыкновенный покой и радость, и ни вечно гудящая толпа, ни безликие сонмы проносившихся мимо автомобилей не могли уже отнять у меня их.